Planeta curata

ИСТОРИЯ – АРХЕОЛОГИЯ – ЭТНОГЕНЕЗ

Ю.В. ИВАНОВ
ТОЛКОВИНСКИЙ ТЕКСТ «ДО ВЭЫЛЭЫКОГО РАТАТА».
КОНЦЕПЦИЯ ИДЕОЛОГИИ И МИРОВОЗЗРЕНИЯ.
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ, ВРЕМЕННЫЕ И ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ.

Предложенный вниманию читателей и научной общественности текст относится к древнейшей духовно-культурной традиции малороссов и русинов Молдавии — толковинам. Этноним «толковины» единственный раз мы находим в «Повести временных лет» под 907 годом. Говоря о походе Киевского князя Олега на Царьград, перечисляя наименования славянских племён, принявших в нём участие, летописец даёт тиверцам, проживавшим в то время на территории нынешней Молдавии, особую характеристику: «...яже суть толковины»(1). Второе упоминание толковинов обнаруживается в «Слове о Полку Игореве», в «мутном сне» Киевского князя Святослава, с мало что проясняющей отрицательной приставкой «поганыхъ». Загадочный этноним длительное время вызывал споры в научной среде, ибо ни одно из предложенных прочтений, выдвинутых даже такими патриархами исторической науки, как Д.С. Лихачёв(2), не приносило достаточно удовлетворительных ответов. В этом плане прорыв был совершён молдавскими исследователями, связавшими русино-малоросское слово «толока», что означает пастбище, со значительной ролью пастушества в хозяйственном укладе тиверцев — далёких предков современных русинов и малороссов Молдавии(3). Однако, в современном русино-малоросском языке существует и другое значение слова «толока» — место сходок, гулянок, посиделок, а самое главное — общее собрание селян, на котором решались самые важные вопросы жизни и быта общины. Общая толока, практически до середины ХХ века, была у малороссов и русинов Молдавии исконной древней формой самоуправления, наподобие древнерусского вече, но со своими особенностями. Решения веча-толоки опирались ещё и на авторитет самых опытных и уважаемых членов общины — толковинов («толковэниу»). Они совмещали и несли в себе функции родовых старейшин и вождей, жрецов и врачевателей, судей и законодателей, наставников и учителей, хранителей племенных традиций и древних преданий, и ещё ряд других. Содержание и смысл русино-малоросского «толк», «толкуватэ», довольно неплохо отражает и словарь В. Даля: «Толковать, толковывать о чёмъ, разсуждать, переговариваться, беседовать, разбирать, дело; советоваться, условливаться;// — что, объ(изъ)яснять, давать чему толкъ, смысл, значенье; выводить догадки и заключенья свои; толмить, толмачить. // Брать въ толкъ, смекать или понимать. Толкованье, толкъ, толковня, толки, действ. по гл. // Толкованье, ис(рас)толкованье, статья, книга, объясняющая что либо. // Толкъ, толчина ж. пск. толковщина, противотоложн. безтолковшина, смыслъ, сила, значенье, разумъ, сущность содержанья, безусловно, или по пониманью и объясненью иныхъ; признаваемый въ чёмъ разумъ, смыслъ. // Толкъ, какое либо особое ученье о вере или нравственное, и самое общество, все  последователи. // Толкъ и мн. Толки, молва, слухъ, пересуды, разсужденья о чёмъ въ народ?, общее настроенье умовъ; превратное пониманье и толкованье. // Толкъ, стар. толмачъ, переводчикъ, драгоманъ. Говорить полкомъ, разумно, разсудительно и понятно»(4).

У предков молдавских русинов и малороссов, как и по-видимому у всех древних славян, понятие «толка» как особой силы, позволяющей проникать в смысл всех явлений, событий и вещей, являющейся началом, двигателем и конечной целью всего мирового творения, было сильно сакрализовано и мистицировано. Народная молва, идущая из глубины веков, всегда приписывала толковинам невероятные способности: толковины могли разгадывать будущее и человеческие судьбы, управлять стихиями и останавливать природные катаклизмы, подчинять своей воле людей, зверей и птиц. От их всепроникающего взгляда трепетали не только телесные существа, но и бесплотные духи. Даже всемогущие боги не могли ослушаться их вещего слова!.. О глубоких индоевропейских корнях толковинства у славян свидетельствует наличие в современном английском языке слова «talk», примерно в том же значении, что и у Даля: «разговор, беседа, пустая болтовня, сплетни, переговоры, слухи»(5) и т.д. (кстати, российский исследователь Л.Н. Рыжков тоже обращает на это внимание(6)). Усиливает эту глубину ещё одно, более узкое значение «толоки» в русино-малоросском языке, производное от уже вышесказанного: совместная работа группы селян по кличу у одного хозяина на один день. Эту сторону семантики «толоки» мы находим и у В. Даля: «Толoка и толокa, юж. зап. нвг. твр. помочь, сборъ населения къ одному хозяину, по кличу, для дружной работы, на один день; хозяинъ угощаетъ помочанъ, и этим способомъ за один разъ сымаетъ хлеб, выкашиваетъ лугъ, молотитъ и пр. Бываетъ толока и на вывозъ назьма, даже на рубку капусты, и это капустки. Барская толока, сгонъ»(7). Возможно, она наиболее древняя и первоначальная по происхождению. Например, академик Б.А. Рыбаков, исследуя способы построек домов в культуре Триполья, говорит: «Постройка дома требовала или участия артели мастеров-плотников, или толоки — общественной помощи односельчан»(8). Толковинство, как историческое явление, преодолев временные пласты, дожило в среде русинов и малороссов Молдавии почти до середины ХХ века, став к тому времени под давлением внешних и внутренних обстоятельств скрытой и замкнутой традицией. Вторая половина ХХ века, в целом наиболее благоприятная для развития материальной и духовной культуры населения Молдавии, окончательно вычеркнула толковинство из практической жизни русинов и малороссов, оставив на данный момент только некоторые реликты в памяти пожилых людей.

Данный текст имеет своим источником собрание моего прапрадеда Ротаря Я.Д. (1851-1930) и списан мной в начале 80-х годов с рукописи моего деда Иванова В.К. (1906-1980). Ротарь Яков Дмитриевич родился в селе Нагоряны (нынешнее с. Нихорень Рышканского р-на) Бельцкого уезда Бессарабской губернии. Будучи наследником древнего рода толковинов, обладал большой библиотекой, в которой было немало древних рукописей и книг, хранивших историю родного края, и не только. Чтобы поддержать в местной молодёжи традиции толковинства и уважения к памяти великих предков, Ротарь Я.Д. осовременивал древние тексты, делая их доступными прочтению и пониманию. Как состоятельный человек, он жертвовал немалые деньги на частную школу, в которой сам зачитывал и растолковывал эти тексты. Первыми его помощниками в этом деле были: его сын Ротарь В.Я. (1895-1983) и внук по дочери — мой дед Иванов В.К. Оба обладали изумительной памятью и владели несколькими языками. Именно превосходная память и собственные записи сына и внука позволили кое-каким материалам из собрания Ротаря Я.Д., после гибели библиотеки в 1941 году, дойти до наших дней.

Насколько мне известно из рассказов стариков и собственных исследований, свои сакральные тексты толковины начали записывать в конце 10 - в начале 11 веков. Это было вызвано острой необходимостью противопоставить древнюю родовую мудрость напору христианства и чужеродного влияния. До этого, в течение целых веков, тексты передавались только в устной форме от одного посвящённого к другому. Причём составленный ранее текст уже нельзя было ни в чём изменить, разрешалось только слагать новые. Древние толковины совершенно справедливо полагали, что записанное «Божэ Слово» легко исказить и осквернить, оно может попасть в чужие «грязные» уста, его высшая мудрость может быть легко осмеяна, его тайная сила может стать опасной игрушкой в руках недостойных и принести великий вред людям. Однако интенсивное проникновение христианства в Пруто-Днестровское междуречье и крещение остальной Руси вынудили толковинов изменить собственным правилам. Тексты записывались, но уже приближались к тогдашнему языку и мировоззренческому уровню. Делались дополнительные, раскрывающие древний, часто уже полузабытый, сакральный смысл, вставки, присоединялись или вкраплялись философские и моральные наставления, отвечающие на потребу времени. При этом по-прежнему сохранялась устная традиция передач. Это была подстраховка: если гибли рукописи, то можно было восстановить по памяти, и наоборот. Именно такая практика, как я уже говорил выше, позволила кое-чему спастись после гибели библиотеки Ротаря Я.Д. Второй переделке тексты подверглись в первой половине ХХ века (во времена румынской оккупации Молдавии с 1918 по 1944 гг.), с целью противостояния агрессивной румынизации исконного славянского населения Молдавии. Собственно, этим и занимался уже не раз упомянутый выше Ротарь Я.Д. В послевоенный советский период, во времена яростной битвы с «тёмным» прошлым и «религиозным мракобесием», как уже было сказано, толковинство стало замкнутой, тайной и быстро исчезающей традицией. Вероятно по этой причине, несмотря на огромные успехи в развитии молдавской исторической науки, толковинские сказания остались неизвестными научной общественности.

Предложенный к изучению текст, выбран мной не случайно: он относится к наиболее древней части космогонических представлений древних толковинов — так называемых «Пэрвых толкиу». В «Пэрвых толках», по авторитетному свидетельству Ротаря В.Я. и Иванова В.К., «...було запэсано про то, йяк (как) получеуса (был сотворён) Билэй Свит (Мир, Вселенная) и шо було у самим Начали...». Как было сказано выше, текст был списан мной в начале 80-х годов с рукописи жителя села Нагоряны, Рышканского р-на МССР Иванова Василия Константиновича. Рукопись Василия Константиновича была создана в процессе работы над более древним первоисточником из собрания Ротаря Я.Д. К сожалению, в начале 90-х годов по не зависящим от меня причинам она была утрачена.

Идеологическая и мифологическая конструкция текста представляет описание некоторых взаимоотношений Небесного Отца Ра-Солнца («Вэылэыки Света Дево РаТато», «РаТато») и Великой Матери, являющейся, по представлениям толковинов, первоначальной божественной парой, от союза которых произошла вся остальная жизнь во Вселенной. («Рода», «Вэылэыки РаТато»), «У Рода Маты Зэымли», «УРода Вэылэыки Праматы», «УРода та Диты Вэылэыки Маты», «Тай и Мы». Великая Мать представлена в своей главной ипостаси — Матери Сырой земли («Маты Зэымли», «Маты Сыри Зэымли»). Однако мы обнаруживаем в тексте не менее важную, по мнению древних толковинов, ипостась Великой Матери — Великую Корову («Вэылэыка Корова»), которая, в свою очередь, также может иметь различные образы: небесной и земной, дневной и ночной коровы, полных дождя или уже потерявших влагу туч, утренних, дневных и вечерних облаков и т.д. И Матерь Сыра Земля, и Великая Корова едины в более архаичном, не всегда ясно очерченным в толковинских текстах, лике Великой Праматери («Вэылэыки ПраМаты»).

Если «Мать Сыру Землю», культ которой впоследствии слился с культом Богородицы, мы ещё можем обнаружить в ранней славянской мифологии(9), то о небесном отце-солнце в значении «РА», до сих высказывались только предположения(10). Российский исследователь Г.С. Гриневич считает: «В русском языке «солнце» в значении РА сохранилось в слове РАДУГА — дуга солнца»(11). При этом, те исследователи, которые придерживаются данного мнения, пытаются соединить мифологические и временные линии славянского РА-солнца с древнеегипетским богом солнца РА. Такие построения, как правило, всегда вызывали возражения большинства учёных из-за, как бы, очевидной нестыковки исторических границ возникновения и развития древнеегипетской и славянской цивилизаций. Вдобавок, существенную роль играет тот факт, что собственно славянские мифологические тексты не сохранились, ибо религиозно-мифологическая целостность «язычества» была разрушена в период христианизации славян. До сих пор была возможна только лишь реконструкция основных элементов славянской мифологии на базе вторичных письменных, фольклорных и вещественных источников(12). Наличие толковинских текстов вполне может изменить эту картину в будущем.
Существование РА-солнца в архаичных глубинах славянского божественного пантеона, подтверждает наличие в русино-малоросском языке ряда терминов и слов, имеющих сакральные истоки культа РА и помогающих более чётко очертить эти истоки и в других славянских языках, в том же русском. Например: «Йара», — различные ипостаси и виды которого мы находим и в тексте, соответствует древнеславянскому «Яръ», «Ярцы», «Ярило», Геровит (у балтийских славян), — пылкий, ярый бог, символ животворящей силы, дарующей зелень, плоды и приплод, бог любви, вожделения и веселья, олицетворяющий собой весенний и утренний солнечный свет и возбуждающий юношескую силу и мужество(13) (как мы видим, текст особенно ценен тем, что позволяет обнажить исходные корни древнеславянского Яра-Ярилы в первичном образе небесного отца РА-солнца)*.
«Жара» — одно из самых сильных, а потому — часто опасных, проявлений огненной светоносной силы РА-солнца, довольно неплохо отражено в русском слове «жаръ» в словаре В. Даля(14). «Вара» — тоже проявление огненной силы РА, способной согреть, оживить теплом после долгой зимы или ночи холодные воды и соки Матери Земли; рудименты представлений о ней можно обнаружить в русских словах «варъ», «варить» в словаре В. Даля(15). «Пара» — тоже ипостась жгучей огненной силы Ра-Отца, превращающая воды и соки Матери Земли  в пар (в русинском — «пара») и подымающая их в небо к небесному отцу; обнаруживается в русском «паръ» словаря В. Даля(16). «Гара» — вид огненной силы РА-солнца, способная поджечь что угодно и гнать огненный поток вверх («у гору», как говорят русины и малороссы — Ю.В.) к небесному отцу; реликты представлений о ней можно обнаружить в русских словах «гарнушка», «горнушка», «горнъ» словаря В. Даля(17). Этот далеко не полный список можно продолжить, однако автор полагает, что это дело последующих публикаций.

Мифологические параллели между толковинским небесным Ра-Отцом и древнеегипетским богом солнца РА усиливает наличие в тексте, как и в древнеегипетских мифах, образа небесной реки (в Египте — небесного Нила(18)) РаРичи, которая поднимает и гонит по небесному своду сияющую ладью («Струга Найара Блэыска»), в Египте — дневная барка Манджет и вечерняя барка Месектет(19)) с РА-солнце. Этот момент, по мнению автора, важен для определения временных границ возникновения данных мировоззренческих взглядов у древних славян. Мифологами уже конкретизирован период, когда в мифологических традициях Египта, Передней Азии, индоевропейской более ранний образ солнца в небесной ладье сменяется представлениями о том, что солнце выезжает на колеснице, запряжённой лошадьми, и объезжает четыре стороны света. Этот мифологический образ археологически датируется достаточно поздним временем 16-15 вв. до н.э. (после изобретения колёсной повозки, в которую впрягались одомашненные кони), хотя лежащее в его основе мифопоэтическое уподобление солнца колесу возводится к более ранней эпохе(20).

Интересно описание в тексте некоторых антропоморфных черт Ра-Отца-Солнца: «Хара та Бела» — «харя твоя белая», то есть лицо РА названо «харей», где, в отличие от словаря В. Даля(21), это слово явно является положительным эпитетом превосходной степени; «Косма та Руса» — «волосы твои русые»; «Лана та Руда» — «щёки твои красные» (у русинов и малороссов Молдавии до сих пор полные, красные, пышущие щёки ассоциируются со здоровым, благополучным, счастливым и весёлым человеком).

В тексте обнаруживается и другой важнейший образ-форма Небесного Отца — небесный бык с солнечными рогами-лучами («Рожки Йари», «Буга Сониача Рога», «Рози Луци»).
Как известно, культ быка был распространён в Карпато-Дунайском регионе ещё в глубокой древности, у племён энеолитической (IV-III тысячелетия до н.э.) культуры Кукутень–Триполье, а зародился, вероятно, ещё раньше(22). Раскопки ранних трипольских поселений (начало IV тысячелетия до н.э.) богаты находками рогатых креслиц с чертами быка — рогатого небесного божества(23). Как полагают исследователи, по представлению ранних трипольцев, великая богиня-мать и солнечный бык были в браке, от которого и произошли все земные блага(24). В принципе, этот же мотив явно проступает и в данном тексте, являясь по сути дела главным идейно-содержательным стержнем всех разворачиваемых действий и событий.

Значительна в тексте роль Зари («Дево Рудиава», «Дева ЗаРуда», «Рудиава»), которая вопреки общеславянской традиции, где она считалась сестрой Солнца(25), гимнам «Вед» и мифологическим сказаниям греков, в которых она изображается то матерью, то сестрою, то супругою или возлюбленной Солнца(26), названа любимой дочерью РА-Солнца («бо Дочка та Льубава»). Это и понятно, ибо в данном тексте и в мифологической концепции наличествует только одна моногамная космическая пара: Небесный Отец Ра-Солнце и Великая Мать Сыра Земля. Необходимо отметить, что в представленной взору читателей толковинской традиции, нет, как в общеславянской(27), деления Зари-Девы Рудявой на двух божественных сестёр — Зарю Утреннюю и Зарю Вечернюю, есть только одна Дева-ЗаРуда, выполняющая обе функции. Интересны и сами имена Зари, до сих пор не встречавшиеся в такой форме и значении в славянской мифологии. Эпитет «Дево» (как и у Ра-Отца) позволяет отнести толковинскую Зарю к классу древних индоевропейских богов, так как в общеиндоевропейской мифологической системе главный объект обозначался основой *deiuo, «дневное сияющее небо», понимаемое как верховное божество (а затем и как обозначение бога вообще и класса богов: ср. хетт. siuna-, «бог», siuatt-, «день», лувийск. tiuaz, «бог солнца», др.-инд. deva, дева — «бог», dyaus, «небо» (Дьяус как божество), авест. daeva, «дэв», «демон», греч. zeus, род. падеж.deos, «Зевс, бог ясного неба», лат. dues, «бог», deis, «день», др.-исл. tivar, «боги», литов. dievas (Диевас — «бог») и т.д.(28), и сравнить её, разве что, с древнеиндийской «Divas duhitar» («утренняя заря — дочь неба»)(29).

В восточнославянской мифологии мы находим два имени, производных от общеиндоевропейского — «Див» («Дива») и «Дый». Оба дошли к нам уже в отрицательном значении через вторичные источники(30). Слово «Див» первоначально было связано с русским «диво» и родственными славянскими обозначениями чуда(31). В русинско-малоросском языке тоже есть слово «дэво», означающее «чудо», «большое удивление», «событие, потрясшее очевидцев». Однако, есть и другое слово — глагол «дэвэтца», что означает «смотреть», «видеть», «созерцать», «наблюдать» и т.д. Как мне удалось выяснить из рассказов Иванова В.К., Ротаря В.Я., других стариков и из некоторых толковинских текстов, имя-эпитет «Дево» Зари и Ра-Отца означает «Видящий(ая)», «Далеко видящий(ая)», «Высоко видящий(ая)», «Видящий(ая) с высоты, вершины, горы, неба», «Всегда видящий(ая)», «Насквозь видящий(ая)» и т.д.; всё это можно соединить в одном слове-понятии — «Всевидящий(ая)», которое мы обнаруживает и у В.Даля в пояснении к «Всевещный»: «Всевидящий прл. и сщ. всевuдецъ м. безусловно, прозорливый, всеведающiй; || сщ. Богъ Всеведенье, всеведецъ, всезнaнiе, всезнающій, ведающій, для кого нетъ никакой тайны»(32). В связи со всем сказанным, хочу сделать предположение, что первоначальное значение общеиндоевропейского *deiuo как раз и означает «Всевидящий», такое предположение усиливает то, что в народном миропонимании, как русинов и малороссов Молдавии, так и других славян, до сих пор существует простонародный тезис, что Бог потому является всевидящим и всезнающим, что он обитает на небе, с которого видно всё, что творится ниже; то есть небо — это как раз то место, которое и делает Бога всевидящим.

Не менее значительные индоевропейские глубины содержит и вторая часть имени толковинской Зари — «Рудиава». В отличие от первой части «Дево», эпитет «Рудявая» (согласно словарю В. Даля «Рудой» — «рыжий», «рыжебурый», «темно- и жарко-красный», «рыжеватый, искрасна» и т.д.(33)) в отношении Зари до сих пор обнаруживается в русском языке в таких словосочетаниях: «зарделась заря», «уже зарделся восток», «она зарделась, как заря» и т.д. Это слово примерно в одном и том же значении существует практически во всех живых индоевропейских языках. Исследователи давно провели этимологические и мифологические параллели между славянским Родом и древнеиндийским Рудрой, вот что говорит по этому поводу известный индолог Н. Гусева: «Была у славян и вера в бога Рода — могучего, гневного владыку неба и одновременно покровителя кровного родства. И были связанные с ним слова «руда» (кровь) и «рудый», «рдяный». А у арьев был гневный, владычный, красный (или бурый) бог Рудра, и были слова «рудх» и «рудхира» — «быть красным»(34). Толковинская мифология позволяет выявить более ранние связи между Родом и Рудрой через более первичный эпитет «Рудявый», отражающий более древние функции Небесного Ра-Отца, однако, по мнению автора, это дело других публикаций.
В данном тексте Заря выполняет важнейшие действия по подъёму Ра-Солнца на дневную поверхность («до Дени Йасу») из глубочайшей ночной ямы («зы Йама Мори Глибока та Чьорна») богини ночи, сна, холода и смерти Мараны — Мори (по А.Н. Афанасьеву: «Главным олицетворением нечистой силы (у славян) была Мо|а|рена или Мо|а|рана (от санскр. mri — умираю) — богиня смерти, зимы и ночи, имя, родственное со словами: мрак/морок, мор — повальная болезнь, мoра — тьма, марать, мары — носилки для покойников, мара — призрак, нечистый дух, мeрет — чёрт, мерещиться — темнеть, смеркаться, мерковать — ночевать, мeркоть — ночь, потемки, мерекать — мало знать, собственно: не распознавать за темнотою; сравним: «тёмный человек»; помора — отрава, поморщица — большая смертность, смрад, смердеть»(35). Однако, в этом тексте, несмотря на закрывающие солнце проявления Мора-Мараны (и «Йама Глибока», и «тэмни хмари Доци (дочери) Мари»), особо не проступает нечистая, демоническая, враждебная сторона богини, скорее всего она — место ночного отдыха, успокоения, место набора солнцем оплодотворяющих жизненных сил на следующий день. Такой толковинский образ Мори-Мари-Мараны (в других текстах есть более полное его развитие — Ю.И.) как божества плодородия и жизненной силы, через словацкие фонетические формы с удвоением Ma(r)muriena делает возможными сопоставления с древнейшими италийскими формами Марса(36), первоначально имевшего аграрные функции(37).
Способ подъёма Зарёй Ра-Солнца весьма примечателен — «Рудявая» вытягивает его из ночной ямы за усы («та потиага Вуса»). Этот момент, по мнению автора, весьма важен для понимания целого ряда мифологических персонажей индоевропейского пантеона.

Мифологи давно сопоставили древнеиндийскую богиню зари Ушас (Usas, «утренний свет») с древнегреческой Эос (???), латинской Авророй (Aurora), древнеанглийской Eastre, литовской Аушра (Ausra), латышским Усином (Usins, Usinis, Jusens) и славянским Усенем — Авсенем. Во всех этих образах видят более позднее отражение общеиндоевропейского божества зари, рассвета с основой имени на *aus-(38). Однако, до сих пор этимология этого имени не ясна. В русино-малоросских народных представлениях до сих пор существует мифологема, которая вкупе с рассматриваемым текстом, позволяет, по мнению автора, более чётко определиться с первоначальной этимологической основой имён вышеназванных персонажей. Глядя на заходящее, как правило, в небольших облаках солнце, когда видны только нижние лучи светила, падающие за линию горизонта, русины говорят: «Ады (вот), дэвэса (смотри, посмотри), Сонцэ вэпустыло вуса (усы)». По их мнению, это говорит о том, что следующий день может быть пасмурным, холодным и ветреным. Солнце выпускает «вуса», чтобы утренней заре было легче его поднять за них из ночной тьмы-ямы, ибо ему тяжелее светить и греть в покрытом облаками небе.

....далее