Planeta curata

ЭТИКА ЖИВОТНЫХ

ЛОМЕХУЗА ИЛИ МОДЕЛЬ УМИРАЮЩЕГО ОБЩЕСТВА

? В каждом муравейнике существует строгая иерархия и распределение ролей. Гнездом управляет царица — самка, откладывающая яйца. Рабочие муравьи — тоже самки, но они не производят потомства до тех пор, пока жива царица. Срок жизни царицы 15–20 лет, рабочего муравья — до 7 лет. Самцы живут всего один сезон, в жизни муравейника не участвуют и погибают сразу после спаривания. В непосредственной близости от царицы находится свита из 10–12 рабочих муравьев, они о ней заботятся: облизывают её и кормят. Это, как правило, молодые муравьи, поскольку все обитатели гнезда проходят примерно месячную стадию ухаживания либо за царицей, либо за личинками. Затем они перебираются на самый дальний участок зоны патрулирования муравейника (её радиус достигает 5–6 метров) и там занимаются поиском пищи — фуражированием. Найденную пищу муравей передаёт вверх по инстанциям, и лишь оттуда она распределяется по всему муравейнику. Вместе с пищей муравейник окормляется особым феромоном — веществом, которое выделяет царица. В нём содержится информация о здоровье царицы и состоянии гнезда. Это вещество муравьи из свиты слизывают с царицы, переносят в специальном зобу и передают друг другу по цепочке. Таким образом, все особи муравьиного социума включены в единое информационное пространство. В муравейнике действует своя система наказаний. К примеру, если здоровый муравей-фуражёр несколько раз подряд возвращается в муравейник ни с чем, его «казнят»: убивают и самого пускают на фураж. Любопытно, что совершенно по-другому поступают муравьи с теми, кто потерял трудоспособность в результате увечья. Их кормят до тех пор, пока те в состоянии просить еду, то есть постукивать усиками по оп­ределенным участкам головы здоро­вого муравья. Муравьи — активные хищники, но вместе с тем они держат и «домашний скот». В его роли выступает тля, причём поедают муравьи не только её саму, но и её выделения. Это не является формой паразитизма, поскольку без муравьиной заботы тля погибает гораздо раньше от других хищников. Муравьи пасут тлей на близрастущих растениях, оберегают их. И по первому требованию тля выделяет им излишки нектара. Чтобы «выдоить» тлю, муравей щекочет усиками её брюшко. Но иногда на муравейник садится маленький жучок светло-коричневого цвета — ломехуза. Жучок проникает в ободковую камеру, где хранится муравьиное потомство, и откладывает туда яйца. На все попытки обитателей гнезда разобраться с чужаком он отвечает тем, что выделяет особое вещество, которое муравьи тут же слизывают и впадают в состояние эйфории. Под воздействием этого вещества они просто отходят в сторону и на время затихают. Ломехуза — «жук-наркодилер», которым оказался поражён наш муравейник, — насекомое из группы мирмекофилов.

Ломехуза

Это крохотный жучок — примерно втрое меньше рыжего лесного муравья. Чаще всего он попадает в муравейник с воздуха и проникает через одно из входных отверстий. Муравьи не чинят ему в этом препятствий, поскольку тут же увлекаются тем наркотическим веществом, которое он выделяет. Более того, они тут же начинают его кормить, поскольку жук умеет по-муравьиному просить еду — постукивая усиками по определенным участкам головы муравьёв. Иногда ломехуза попадает в муравейник из соседнего гнезда, с которым у здорового муравейника налажены отношения. Заражение происходит на обменных дорогах. Муравьи охотно делятся «жуками-наркодилерами», транспортируя их на брюшке. Точно так же они переносят с собой ломехуз, отпочковываясь от своего муравейника с целью создать новую семью. У ломехузы точно такой же процесс развития потомства, как и у муравья: яйцо – личинка – куколка – взрослое насекомое. Самка «жука-наркодилера» откладывает 100–200 яиц прямо рядом с муравьиными — они абсолютно ничем не отличаются. Когда вылупляется личинка ломехузы, становится заметно одно отличие: её брюшко вогнуто. Но на этой стадии она уже умеет просить еду и начинает выделять наркотик, поэтому муравьи теперь хоть и распознают чужака, но начинают заботиться о личинке ломехузы, как о собственном потомстве. Взрослые жуки живут здесь же, в муравейнике. Они будут жить тут до тех пор, пока муравейник в состоянии их кормить, оттягивая на себя всё больше его ресурсов. Но пока этот процесс происходит под куполом и скрыт от глаз наблюдателя. Отличить поражённый ломехузой муравейник от здорового на этой стадии можно лишь в солнечную погоду, когда все обитатели гнезда выползают на поверхность купола погреться. Но уже через несколько минут муравьи затаскивают ломехуз обратно под купол. Они ещё думают, что командуют муравейником. До сих пор болезнь нашего муравейника развивалась в скрытой форме. Её мог разглядеть лишь специалист-мирмеколог. В подкупольной камере вместе со своим потомством муравьи взращивали личинки ломехуз — свою будущую погибель.

Личинка ломехузы поедает личинки муравьев

Они распознавали в них чужаков, но противостоять им не могли: личинки выделяют наркотическое вещество, противостоять которому муравьи не в силах. Но теперь даже неспециалисту, если он приглядится к куполу муравейника, становится ясно, что с гнездом творится что-то неладное. По сравнению с другими муравейниками его жизнь как будто заторможена. Муравьи здесь гораздо менее активны, зона патрулирования гнезда сузилась, да и там, где ещё работают фуражёры, можно увидеть такую картину: муравей пытается что-то тащить, но потом бросает свою работу и просто слоняется без дела. Первое что приходит в голову: они все уже под кайфом. Но это не так. Те, кто пребывает под действием вещества, выделяемого ломехузой, как правило, сидят внутри муравейника. Заторможенные особи, которых мы наблюдаем на поверхности, — это уже новое поколение муравьев. По аналогии с людьми, их можно назвать муравьями-даунами. На языке науки они называются псевдоэргатами. По основному плану строения это всё ещё рабочие особи, однако грудная часть у них по сравнению со здоровой особью немного увеличена. Поэтому внешне они представляют собой нечто среднее между рабочими особями и самками. На деле же псевдоэргаты не в состоянии ни откладывать яйца, ни спариваться с самцами. Не могут они и полноценно выполнять функции рабочего муравья. Псевдоэргаты ещё пытаются делать какую-то работу, поскольку в гнезде ещё достаточно активных муравьев, которые заставляют их работать, но делают они это из рук вон плохо. Впрочем, среди активных муравьев всё больше особей подсаживается на вещество, выделяемое жуком-наркодилером, так что принуждение с их стороны всё слабее. При этом едят асоциальные муравьи наравне со всеми. Таким образом, баланс расходной и доходной статей бюджета нашего муравейника нарушается, муравьям начинает недоставать фуража, чтобы прокормить всех: и царицу, и ломехуз, и псевдоэргатов, и здоровых муравьев, число которых все стремительнее уменьшается. Изучая это явление, учёные-мирмекологи сначала полагали, что появление псевдоэргатов связано с недокармливанием личинок, поскольку существенную часть питания муравьи теперь отдают ломехузам. Выдвигалась и другая версия — псевдоэргаты появляются в результате заболевания вирусом, переносимым жуками-наркодилерами. Однако потом наука установила, что причина появления псевдоэргатов — всё то же наркотическое вещество, выделяемое ломехузами. То есть теперь в нашем муравейнике увлечение наркотиком переросло в стадию эпидемии наркомании, определяющей не только поведение муравьев, но и их физиологическое строение.

Ломехуза и муравей

Наш муравейник всё стремительнее деградирует. Наркотическое вещество, выделяемое жуками-паразитами ломехузами, стало причиной появления в гнезде муравьев-даунов (псевдоэргатов), которые не способны ни к продолжению рода, ни к активной общественно полезной деятельности. Ломехуз и псевдоэргатов становится в муравейнике всё больше. А значит, всё больше нахлебников и всё меньше корма. Ещё немного, и процесс деградации станет необратимым. Будь муравейник более многочисленным, процесс мог бы растянуться на долгие годы: жуки-наркодилеры плодятся медленнее муравьев, они просто не поспевали бы за приростом населения, поражая лишь некоторые сектора гнезда. Но наш муравейник невелик, поэтому спасти его может лишь внешнее вмешательство — чистка. Нам стоит поторопиться. Чистка муравейника от ломехуз возможна до тех пор, пока не успели расплодиться в большом количестве муравьи-дауны. Для чистки нам понадобятся две ёмкости (подойдут обычные вёдра с плот­ными крышками), большой кусок по­лиэтилена размером 1,5 на 1,5 метра, резиновые перчатки и лопатка. Мы находим наиболее здоровый сектор муравейника, отрезаем его лопаткой, как кусок пирога, быстро перемещаем в ведро — вместе с муравьями, личинками, яйцами и гнездовым материалом — и плотно закрываем крышкой. Затем содержимое ведра с муравьями высыпаем небольшими порциями на полиэтилен и тщательно перебираем. Так, как перебирают крупу для каши: мы просто перемещаем здоровых муравьев и гнездовой материал из одной кучки в другую. «Жуков-наркодилеров» и безнадежно больных муравьев-даунов (псевдоэргатов) вылавливаем, давим и выбрасываем. Каждую очищенную порцию муравейника тут же перемещаем во второе ведро. Ломехуз узнать легко — они сильно отличаются от муравьёв размерами (раза в 2–3 меньше) и окраской (ярко-коричневого цвета). Труднее с псевдоэргатами — от здоровых муравьев они почти не отличаются. Но зато их выдаёт поведение. Здоровые особи сразу начинают выполнять свои функции: фуражиры собирают разбросанный по полиэтилену строительный материал, гнездовые муравьи проявляют беспокойство о личинках и яйцах, муравьи-охранники кусают обидчика. Лишь псевдоэргаты слоняются без дела. Скоро муравейник возродится, и ему будут не страшны жуки-накродилеры. Наукой о муравьях — мирмекологией — давно установлен интересный факт: очищенный от ломехуз муравейник обретает иммунитет против их наркотического вещества. По­чему — учёные не знают, но это так. По материалам http://www.cher-city.ru/node/Lomehuza_ili_model_umirayuschego_obschestva

ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ ЖУРАВЛЕЙ И ПОПУГАЕВ

Самых поразительных результатов, в смысле обеспечения личной безопасности, наслаждения жизнью и развития умственных способностей путём общественной жизни, достигли два больших семейства птиц, а именно журавли и попугаи. Журавли чрезвычайно общительны и живут в превосходных отношениях не только со своими сородичами, но и с большинством водяных птиц. Их осторожность не менее удивительна, чем их ум. Они сразу разбираются в новых условиях и действуют сообразно новым требованиям. Их часовые всегда находятся на страже, когда стая кормится или отдыхает, и охотники по опыту знают, как трудно к ним подобраться. Если человеку удаётся захватить их где-нибудь врасплох, они больше не возвращаются на это место, не выславши вперёд сперва одного разведчика, а вслед за ним партию разведчиков; и когда эта партия возвратится с известием, что опасности не предвидится, высылается вторая партия разведчиков для проверки показания первых, прежде чем вся стая решится двинуться вперёд. Со сродными видами журавли вступают в действительную дружбу, а в неволе нет другой птицы, — за исключением только не менее общительного и смышлёного попугая, — которая вступала бы в такую действительную дружбу с человеком. «Журавль видит в человеке не хозяина, а друга, и всячески старается выразить это», — говорит Брем на основании личного опыта. С раннего утра до поздней ночи журавль находится в непрерывной деятельности; но он посвящает всего несколько часов утром на добывание пищи, главным образом растительной; остальное же время он отдаёт жизни в обществе. «Он схватывает маленькие кусочки дерева или камешки, подбрасывает их на воздух, пытаясь потом снова схватить их; он выгибает шею, распускает крылья, пляшет, подпрыгивает, бегает и всячески выражает свое хорошее настроение и всегда остаётся красивым и грациозным». Так как он постоянно живёт в обществе, то почти не имеет врагов, и хотя Брему приходилось иногда наблюдать, как одного из них случайно схватил крокодил, но, за исключением крокодила, он не знал никаких других врагов у журавля. Осторожность журавля, вошедшая в пословицу, спасает его от всех врагов, и вообще он доживает до глубокой старости. Неудивительно поэтому, что для сохранения вида журавлю нет надобности воспитывать многочисленное потомство, и он обыкновенно кладёт не более двух яиц. Что касается до высокого развития его ума, то достаточно сказать, что все наблюдатели единогласно признают, что умственные способности журавля сильно напоминают способности человека. Другая чрезвычайно общительная птица, попугай, стоит, как известно, по развитию её умственных способностей во главе всего пернатого мира. Их образ жизни, так превосходно описан Бремом, что мне достаточно будет привести нижеследующий отрывок, как лучшую характеристику: «Попугаи, — говорит он, — живут очень многочисленными обществами или стаями, за исключением периода спаривания. Они выбирают для стоянки место в лесу, откуда каждое утро отправляются в свои охотничьи экспедиции. Члены каждой стаи очень привязаны друг к другу и делят между собой и горе, и радость. Каждое утро они вместе отправляются в поле, или в сад, или на какое-нибудь фруктовое дерево, чтобы кормиться там фруктами или плодами. Они расставляют часовых для охраны всей стаи и внимательно относятся к их предостережениям. В случае опасности все спешат улететь, оказывая поддержку друг другу, а вечером все в одно и то же время возвращаются на место отдохновения. Короче говоря, они всегда живут в тесном дружественном союзе». Они также находят удовольствие в обществе других птиц. В Индии — говорит Латард — сойки и вороны слетаются из-за многих миль, чтобы провести ночь вместе с попугаями в бамбуковых зарослях. Отправляясь на охоту, попугаи проявляют не только удивительную смышлёность и осторожность, но и уменье соображаться с обстоятельствами. Так, например, стая белых какаду в Австралии, прежде чем начать грабить хлебное поле, непременно сперва вышлет разведочную партию, которая располагается на самых высоких деревьях по соседству с намеченным полем, тогда как другие разведчики садятся на промежуточные деревья, между полем и лесом, и передают сигналы. Если сигналы извещают, что «всё в порядке», тогда десяток какаду отделяется от стаи, делает несколько кругов в воздухе и направляется к деревьям, ближайшим к полю. Эта вторая партия, в свою очередь, довольно долго осматривает окрестности и только после такого осмотра даёт сигнал к общему передвижению, после чего вся стая снимается сразу и быстро обирает поле. Австралийские колонисты с большим трудом преодолевают бдительность попугаев; но если человеку, при всей его хитрости и с его оружием, удастся убить несколько какаду, то они становятся после того настолько бдительными и осторожными, что уже расстраивают вслед за тем все ухищрения врагов. Нет никакого сомнения, что только благодаря общественному характеру их жизни попугаи могли достичь того высокого развития смышлёности и чувств, почти доходящих до человеческого уровня, которое мы встречаем у них. Высокая их смышлёность побудила лучших натуралистов назвать некоторые виды — а именно серых попугаев, — «птицей-человеком». А что касается их взаимной привязанности, то известно, что если один из их стаи бывает убит охотником, остальные начинают летать над трупом своего сотоварища с жалостными криками и «сами падают жертвами своей дружеской привязанности», как писал Одюбон; а если два пленных попугая, хотя бы принадлежащих к двум разным видам, подружились между собою и один из них случайно умирает, то другой также нередко погибает от тоски и горя по умершему другу. Не менее очевидно и то, что в своих сообществах попугаи находят несравненно бoльшую защиту от врагов, чем они могли бы найти при самом идеальном развитии у них «клюва и когтей». Весьма немногие хищные птицы и млекопитающие осмеливаются нападать на попугаев, — и то только на мелкие породы, — и Брем совершенно прав, говоря о попугаях, что у них, как у журавлей и у общительных обезьян, едва ли имеются какие-либо иные враги, помимо человека; причём он прибавляет: «Весьма вероятно, что большинство крупных попугаев умирает от старости, а не от когтей своих врагов. Один только человек, благодаря своему высшему разуму и вооружению, — которые также составляют результат его жизни обществами, — может до известной степени истреблять попугаев. Самая их долговечность оказывается, таким образом, результатом их общественной жизни. И, по всей вероятности, нужно то же сказать и относительно их поразительной памяти, развитию которой, несомненно, способствует жизнь обществами, а также долговечность, сопровождаемая полным сохранением как телесных, так и умственных способностей вплоть до глубокой старости». Из всего вышеприведённого видно, что война всех против каждого вовсе не является преобладающим законом природы. Взаимная помощь — настолько же закон природы, как и взаимная борьба, и этот закон станет для нас ещё очевиднее, когда мы рассмотрим некоторые другие сообщества птиц и общественную жизнь млекопитающих. Некоторые беглые указания на значение закона взаимной помощи в эволюции животного царства уже сделаны были на предыдущих страницах; но значение его выяснится с большею определённостью, когда, приведя несколько фактов, мы сможем сделать на основании их наши заключения.

Отрывок и книги П.А. Кропоткина «Взаимо­помощь как фактор эволюции».

ПЁС ДЖЕФРО

У меня есть много личных историй, отражающих подобные взаимодействия, и двумя из них я поделюсь с вами, они — о моём давнем добром друге, собаке Джефро.

Однажды, когда Джефро было около двух лет, он играл во дворе, а потом прибежал к парадной двери, ожидая, когда его впустят. Когда он сел там, я заметил маленький пушистый комочек у него во рту. Моей первой реакцией было: «О, нет, он убил птичку». Но, когда я открыл дверь, Джефро выплюнул к моим ногам молодого, очень живого зайчонка, который весь был мокрым от его слюны. Я не заметил у него никаких повреждений, но всё же решил подержать у себя, пока не буду уверен, что он сможет выжить самостоятельно. Я назвал маленькую зайчиху Банни. Скорее всего, мать Банни исчезла: может быть, её съел койот, красная лисица или пума. Джефро смотрел на меня широко распахнутыми глазами, явно ожидая похвалы за то, что был таким хорошим другом зайчишке. В ответ я погладил его по голове и почесал ему брюшко. Когда я собрал коробку, одеяло и еду для Банни, Джефро очень оживился. Он старался выхватить её у меня из рук, скулил и следовал за мной, следя за каждым моим движением. Когда я собрался уходить, то позвал Джефро, но он не пошёл за мной. Я подумал, что он хочет забрать Банни или её еду, но он никогда этого не делал. Он лишь непрерывно, в течение многих часов, присматривал за ней, очарованный тем, как этот маленький пушистый комочек постепенно начинает ориентироваться в своём новом доме. Он даже спал рядом с Банни, и на протяжении следующих двух недель, пока я нянчился с ней, чтобы она поправилась, Джефро ни разу не причинил ей вреда. Более того, Джефро взял Банни на своё попечение, и всё его внимание было направлено на то, чтобы не допустить, чтобы кто-нибудь обидел её. Даже в тот день, когда пришло время вернуть Банни на волю, чтобы она смогла начать жизнь взрослого зайца, Джефро просто наблюдал за тем, как она внимательно осмотрелась, а потом медленно ускакала.

Через девять лет после этого случая Джефро снова принёс во рту мокрый комочек. — Хм-м-м, — гадал я, — еще один заяц? На этот раз комочек оказался маленькой птичкой, которая была оглушена, ударившись об оконное стекло. Несколько минут я держал её в руках, пока к птичке не вернулись чувства, и Джефро с неподдельным интересом наблюдал каждое её движение. Когда мне показалось, что она готова улететь, я посадил её на перила крыльца. Джефро подошёл, обнюхал, отошёл назад и смотрел, как она улетает. Джефро любит животных, и двоих даже спас от смерти. Ему ничего не стоило бы съесть их — но вы же не станете есть своих друзей.